В автобиографии Илья Сельвинский писал:

«В бытность свою гимназистом я плавал юнгой на шхуне "Святой апостол Павел", бойцом Красной гвардии воевал под Перекопом, в студенческие годы был грузчиком, натурщиком, репортером, цирковым борцом, инструктором плавания, рабочим консервной фабрики, сельскохозяйственным рабочим, четыре года колесил я по всей России разъездным инструктором по заготовке пушнины, и это знание страны дало мне больше, чем мой юридический факультет.
   Специальным корреспондентом "Правды" плавал с арктической экспедицией Шмидта на ледоколе "Челюскин", с 1941 по 1945 год был на фронте в рядах Красной Армии сначала в звании батальонного комиссара, затем подполковника. Две контузии и одно тяжелое ранение под Батайском.

Писать стихи начал очень рано, едва научившись грамоте».

Как-то Илью Сельвинского, углядев в его стихах страшную крамолу, прорабатывали на специальном заседании Политбюро. Председательствовал Маленков. Сельвинского чистили и критиковали, когда тихо вошел Сталин. Так же тихо он выслушал речи товарищей по партии и, уходя, сказал: "С этим человеком обращаться нужно бережно – его любил Бухарин". Говорят, сам Сталин любил двух поэтов Пастернака и Сельвинского.

Счастье - это утоленье боли.
Мало? Но уж в этом всё и вся:
Не добиться и ничтожной доли,
Никаких потерь не понеся;

Гнев, тоска, размолвки и разлуки -
Всё готово радости служить!
До чего же скучно было б жить,
Если б не было на свете муки…
1961

Черноглазая казачка
Подковала мне коня,
Серебро с меня спросила,
Труд не дорого ценя.

- Как зовут тебя, молодка?
А молодка говорит:
- Имя ты моё почуешь
Из-под топота копыт.

Я по улице поехал,
По дороге поскакал,
По тропинке между бурых,
Между бурых между скал:

Маша? Зина? Даша? Нина?
Всё как будто не она…
«Ка-тя! Ка-тя!» - высекают
Мне подковы скакуна.

С той поры, - хоть шагом еду,
Хоть галопом поскачу, -
«Катя! Катя! Катерина!» -
Неотвязно я шепчу.

Что за бестолочь такая?
У меня ж другая есть.
Но уж Катю, будто песню,
Из души, брат, не известь:

Черноокая казачка
Подковала мне коня,
Заодно уж мимоходом
Приковала и меня.
1943

Ах, что ни говори, а молодость прошла...
Еще я женщинам привычно улыбаюсь,
Еще лоснюсь пером могучего крыла,
Чего-то жду еще - а в сердце хаос, хаос!
Еще хочу дышать, и слушать, и смотреть;
Еще могу шагнуть на радости, на муки,
Но знаю: впереди, средь океана скуки,
Одно лишь замечательное: смерть.